могу устроить. Прямо здесь и сейчас, — и похлопал по лежавшему на коленях автомату.

Пацан с ужасом посмотрел на него. Он уже ничего не понимал. Его накормили, а теперь хотят убить. Страшные рассказы о безжалостных коварных дикарях оживали на глазах. Но… но этот раб не совсем дикарь, раз знает автомат и вообще…

— Ты… давно?..

Пацан не закончил вопроса, но Гаор его понял и ответил.

— Три года. Ладно. Ты сам откуда? Из Аргата?

— Нет, — пацан назвал маленький городок в дневном переходе (≈ 27,648 км) на полночь от Аргата.

— Кто у тебя там?

— Отец, сёстры, — пацан всхлипнул, — мама.

— Если ты единственный сын, то чего тебя призвали?

— Нет, я младший. Старшие… на фронте погибли, а на меня, — он судорожно перевёл дыхание, — на меня гемов не хватило. Ну, чтоб откупить.

— Там тебя уже ждут, — Гаор кивнул, — дураку ясно.

— Кто? — изумлённо посмотрел на него пацан. — Родные? Ждут, конечно.

— Дурак, — вздохнул Гаор, — комендатура там тебя ждет. Куда тебе ещё бежать? Либо здесь на дороге перехватят, либо дома встретят.

— И тогда…

— Тогда если не убьют при задержании за попытку сопротивления, то трибунал. А там, — Гаор хмыкнул, — к чему присудят, не знаю. На адвоката ни монетки нет, конечно?

— Нет, — кивнул пацан.

Он успокоился, вернее, впал в состояние мрачной отрешённости, когда уже всё равно. Гаор это состояние знал и по собственному опыту, и наглядевшись на таких пацанов на фронте. Заговорив об адвокате, он уже принял решение, и теперь надо было только придумать, как его осуществить. Жук никогда такими делами не занимался, но он сможет связать пацана с конфликтной комиссией в Союзе ветеранов и с ещё одной организацией, которая тогда только-только создавалась и в существовании которой сейчас он был не уверен. Но это был всё-таки шанс. Подставкой пацан быть не мог. В рассказанном им были детали, исключающие вранье, да и кто и зачем будет устраивать для раба такой шикарный спектакль? Ладно, или орден, или пуля, а другого не дано. А по дороге он парня и проверит. И если что… пришибёт поганца на месте, ему уже терять нечего.

Гаор выплеснул в кружку пацану ещё чаю, выпил и сам прямо из котелка через край.

— Допивай и поедем.

— Куда? — вздрогнул тот.

— Если получится, то окажешься дома. А если нет… — Гаор улыбнулся злым оскалом, — к Огню вместе подойдём.

Сопротивляться пацан не мог, да особо и не хотел. Выхода-то не было. В лесу, уже понятно, ему всё равно не выжить. А что в случае отказа этот странный лохматый раб, управляющийся с оружием с ухватками бывалого солдата, и впрямь может его прямо здесь и сейчас убить, парень не сомневался ни мгновения. Значит, надо подчиняться, как он подчинялся всю жизнь старшим и более сильным. Этот, по крайней мере, его ещё не бил. И дал поесть.

Свернуть бивуак — дело нескольких долей. Уничтожив все следы их пребывания, Гаор уложил пацана на койку между занавесками — прятать его в рундук он не стал: ещё задохнётся с непривычки — а автомат засунул под сиденье так, чтобы легко достать. Патронов там ещё на полрожка, и ошеломить дорожный патруль, чтобы уйти в отрыв, ему хватит. Теперь вырваться за границы оцепления. Пацан говорил про три дня, значит, кольцо поиска… десять меток (≈ 11,52 км), ну, двенадцать (≈ 13,824 км) с перестраховкой. По лесу и при наличии стационарных блокпостов на всех шоссейках, шире раздвигать не будут. Ещё трое суток без попыток прорыва, и кольцо начнут сжимать для поиска схрона или трупа. Гарнизон стоит… Гаор достал карту. Хотя в гарнизон он ничего не возил — у армии своё снабжение — но на хорошей карте всё отмечено. Определившись по карте, Гаор выехал на шоссе и прибавил скорость. До рассвета он должен успеть.

Пацан лежал тихо и даже вроде дышать перестал.

— Расслабься, — бросил через плечо Гаор, — замрёшь, когда скажу.

— Ага, — шёпотом ответил парень. — А… а сейчас… что?

— То же самое, — усмехнулся Гаор, но счёл нужным пояснить: — Надо из оцепления выехать, там будет легче. Но не проще.

— Ага, а… а потом?

— А потом был суп с дерьмом, — ответил Гаор, выворачивая на боковую старую бетонку. — Ну, пацан, молись, чтоб пронесло, — и совсем тихо. — Мать-Вода, пронеси меня. Дай до матери пацана довезти. Он последний у неё.

Он гнал фургон по ночной дороге в открытую, с обычной для себя скоростью, с включёнными на дальний свет фарами. Что врать патрульным, он не думал: пока из оцепления не выехали, за него будет автомат говорить, а там… там посмотрим. Ну, блокпост по параллельной дороге. Полицейским оттуда его видно, но фургон должен был примелькаться за это время, да и раньше, надо думать, хозяин по этим дорогам намотался. Авось посчитают, что раб ночью не поедет так уверенно, примут издали за хозяина, а того ни разу на его памяти в Дамхаре не тормознули.

— Замер, — негромко бросил он через плечо, проносясь мимо чёрной коробки блокпоста по параллельной, отделённой неглубоким оврагом дороге.

Здесь дороги как течения в Валсе: чуть свернул и ты уже совсем в другой сектор выезжаешь. Ну… ну… ну… Бетонка круто вильнула за поросшую деревьями узкую гряду, и Гаор перевёл дыхание. Всё: этот рубеж они проскочили.

— Расслабься.

За спиной вздохнули, как всхлипнули. А вот теперь многое, если не всё, зависит от пацана.

— Слушай меня внимательно. И запоминай.

— Ага.

— До Аргата добирайся сам. Как — твоё дело, я за тебя думать не буду. В Аргате… — ну, была не была, — угол Пятьдесят Второй и Семнадцатой улиц, зелёная дверь, третий этаж, комната номер триста восемьдесят девять. Повтори.

— Аргат, угол Пятьдесят Второй и Семнадцатой улиц, зелёная дверь, третий этаж, комната номер триста восемьдесят девять, — послушно отбарабанил пацан.

— Правильно. Стиг Файрон, адвокат.

— Стиг Файрон, адвокат…

— Он тебя свяжет с кем надо, — Гаор усмехнулся, — Жук поможет и гемов не возьмёт.

— Свяжет? — удивился пацан. — С кем?

За спиной Гаора зашуршала ткань, и Гаор понял, что пацан пытается выбраться.

— Лежи пока, скажу, когда вылезать. С кем свяжет? С союзом ветеранов. Там есть конфликтная комиссия, парни там настоящие, во всяком случае, три года назад были такими. Не думаю, что испортились. И ещё есть одна организация, про неё не знаю, но если раскрутились, как тогда думали, то помогут. Как называются теперь, не знаю. Это матери погибших на войне солдат.

— Да, но…

— Заглохни и слушай. Из части ты сбежал. Когда, как и почему, говоришь правду, врать им не вздумай. А